Митинг начался с опозданием. «Нас всё больше и больше!», — радовался известный сатирик Шендерович, отложив начало митинга совсем на немножко. А потом ещё на немножко. И ещё на немножко. А потом ещё на совсем чуть-чуть. «Люди всё ещё приходят!» — кричал он в сторону обращенных к нему сотен носов, которые постепенно, но неуклонно краснели и синели на ветру. «Подождем!» Когда стало ясно, что людей больше не станет, а станет только меньше — митинг начался.Я было хотела спросить у Евгении, успела ли она вступить в «Единую Россию», как недавно обещала, а также успела ли выйти, и ешё, вступит ли потом ещё раз, если ей вдруг новая дорога через лес понравиться, но меня к ней милиционер не пустил.
Состав митингующих строго и решительно напоминал типичную аудиторию типичного телеящика: казалось, тут собрались все, крепко ударенные этим телеящиком по голове. Примерно так (судя по телекартинке) обычно выглядит аудитория встреч фанатов героев известных телесериалов, когда те приезжают срубить тут немножко бабла. Впрочем, в первых рядах фото- и телекорреспондентов было больше, чем митингующих, и они увлеченно снимали и фотографировали друг друга и Шендеровича.
«Девушка, — не дали мне замерзнуть коллеги с телевидения, — Вы поддерживаете выступающих?» «Нет!», — решительно ответила я, чтобы быстренько отвязаться. «А что вы здесь делаете?» — удивилась девушка с телевидения. «Шендеровича слушаю» — логично ответила я. «Так вы, значит, его поддерживаете?» — обрадовалась телеведущая и быстренько набрала воздуха для следующего коварного вопроса. «Нет, — говорю, — Я поддерживаю тех, кто на Манежке». «А здесь вы что делаете?!» — ещё более удивилась телеведущая. «Шендеровича слушаю, — отвечаю, — Это же известный сатирик!».
Телеведущая надолго задумалось над смыслом полученного ею эксклюзивного интервью, а я продолжила внимать антифашистам.
«Мы должны очистить улицы Москвы от коричневой чумы!» — неслось из динамиков.«Странно, — подумала я. — На Манежке предлагали очистить улицы Москвы от «черной чумы» — и это фашизм, как мне тут популярно объяснили. А эти хотят очистить улицы Москвы от коричневой. И это не фашизм. Так в чем же между ними тогда разница?..»
Покуда я так размышляла, митингующие дружно замахали руками и завосклицали: «Фа-шизм не прой-дёт! Фа-шизм не прой-дёт! Фа-шизм не прой-дёт!», и некоторые антифашисты так увлеклись, что стали уже делать ручкой почти натуральную зигу.
«Фа-шизм не прой-дёт! Фа-шизм не прой-дёт! Фа-шизм не прой-дёт!» — кричали антифашисты, зигуя в сторону Пушкина и Шендеровича.
«Скандируют пока на Манежке подружней…», — грустно пошутил Шендерович, а насчет антифашистских зигов шутить ничего не сталПодивившись такому стилистическому и идейному сходству фашизма и антифашизма, я решила было что самое интересное закончилось, но ошиблась. Самое интересное было ещё впереди. Вдруг примо мимо меня шустро забегал туда-сюда живой Доброхотов, что-то по ходу организуя, и вскоре нас порадовала группа молодых людей и девушек, кинувших в толпу новый свежий лозунг: «Я люблю шашлык».
Поскольку я знаю и некоторых фашистов, которые тоже любят шашлык, а не только пиво и баварские сосиски, то в очередной раз подивилась и тут совершенно неотличимому сходству вкусов и привычек фашистов и антифашистов. Возможно, они имели в виду что заодно, кроме шашлыка, любят и тех, кто делает этот шашлык, заодно с шашлыком, но поскольку плакатики держали совсем юные девушки, почти несовершеннолетнего вида, то это смотрелось как-то странно.
«Я тоже люблю шашлык! — вдруг на всю площадь завопил Шендерович, так что все вздрогнули (ну сатирик же, мастерство не пропьешь), — «Я тоже люблю лобио кушать! Я люблю лаваш!.. Мы любим лаваш?!»«Ну всё, — подумала я, — На юмористический концерт теперь можно год не ходить».
«Да, да, — заорала толпа в ответ, — Мы любим лаваш!».
Напоминание о лаваше было как нельзя кстати, так как всё это уже долго продолжалось, и далее без лаваша насущного было никак нельзя — ещё немного и толпа побежала бы добывать лаваш сама. Стало ясно, что пора заканчивать. Сатирик Шендерович, как человек, никогда не теряющий контакт с залом, всё понял, и быстренько свернул мероприятие.
«Расходись, расходитесь, — зашумели мегафоны милиции, — Мероприятие окончено».
И граждане с удовольствием разошлись, кроме тех, кого бодрые старушенции с планшетами отмечали в каких то длинных списках — как мне сказали по секрету, кто достоял до конца, возможно, получит двести рублей.Я, как дура, осталась без двухсот рублей, забесплатно постояла на морозе, получается, а могла бы и за двести рублей постоять. Огорчилась и поехала домой. Но всю дорогу меня что-то мучило. Потом я поняла, что:
Никто из выступающих так и не вспомнил про убитого Егора Свиридова. Даже слова не сказал: вроде как сочувствуем, но «фашизм», дескать, осуждаем. Для них Егора как бы и не существовало вовсе на земле. А фашизм — он тут сам нарос. По недосмотру.
|
